ТАЁЖНИК
(Рассказ бывалого охотника)
Давненько это было, в самом конце 80-х годов. Нас было трое, тогда еще молодых, азартных, но уже довольно опытных охотника. Я и мои друзья – Геннадий и Сергей были под стать друг – другу: сильные, выносливые, да и чувствовали мы себя в лесу, как дома, что очень важно при охоте на зверя. Зимнего дня нам недоставало: с раннего утра убегали в лес с ружьем и собаками, а возвращались домой иногда далеко за полночь. Порой, преследуя кабана, приходилось за день преодолевать десятки километров, ориентируясь только на лай собак или по компасу, один лишь Геннадий даже в дремучем лесу мог идти без компаса, каким-то сверхъестественным чутьем безошибочно определяя нужное направление. Хороши были и наши собаки. Они знали, что нужно работать до последнего, пока хозяин метким выстрелом не поставит убедительную «точку». Иногда, преследуя кабанье стадо, лайки сами отбивали сеголетков, брали и держали их до подхода охотников. В общем, команда сложилась у нас хорошая: без добычи мы возвращались с охоты очень редко.
Единственное, чего мы боялись, так это потерять собак. И не потому, что они уходили очень далеко и могли не найти обратной дороги. Нет, возвращались они очень даже хорошо. Был, помню, случай, когда мою лайку увезли на охоту на другой конец района, и та уже поздней ночью, не найдя машины с уехавшими восвояси охотниками, самостоятельно вернулась в город, нашла нужный дом, подъезд, поднялась на пятый этаж, где я живу, и начала лаять и царапать дверь. Основная причина боязни за собак – волки. Поэтому приходилось порою ночевать в лесу, у костра под елкой на морозе, и терпеливо ждать возвращения собак. Кроме того, собаки, натасканные работать по кабанам, редко возвращались целыми и невредимыми. Часто после стычек шкура то одной, то другой лайки была порвана острыми клыками секача. Больше всего доставалось Кучуму – кобелю Геннадия, поэтому тот всегда имел при себе «цыганскую» иглу и небольшой моток суровых ниток, чтобы в случае необходимости оказать первую помощь своему четвероногому другу.
Кучум – это вообще отдельная тема для разговора. О нем можно рассказывать очень долго и даже написать целую книгу. А сейчас – в двух словах. Это был крупный кобель восточно-сибирской лайки – самый первый из этой породы в наших краях. Проявил он себя, как и всякий настоящий охотник, с детства, т.е. чуть ли не со щенячьего возраста. А когда ему исполнилось всего 8 месяцев, мы с его помощью уже взяли кабанчика сеголетка. Бывалые охотники предсказывали ему скорую гибель, поскольку злобен он был по зверю не в меру. Он одинаково легко мог схватить за ухо и ехать верхом как на сеголетке, так и на матером секаче. Однако, вопреки предсказаниям, он прожил славную жизнь охотничьей собаки и оставил после себя рабочее потомство, которое также отлично зарекомендовало себя на охоте по кабанам. Но, самое главное, о чем речь и пойдет дальше, как однажды Кучум спас жизнь своему хозяину…
Помню, это было как раз на ноябрьский праздник, и мы, радуясь выходным дням и первому выпавшему снегу, решили поехать на охоту. Снег выпал в ночь, а к утру перестал – печатная пороша. Немного подмораживало и это обещало, что снег продержится, по крайней мере, до вечера. Засидевшиеся дома собаки повизгивали от нетерпения, забравшись на заднее сидение машины. Настроение было праздничное: охотники меня поймут, ведь первая пороша – это и есть настоящий праздник!
Охоту договорились проводить следующим образом. Я должен был завезти Геннадия и Сергея с собаками к дальним от города полям, где оставался еще под снегом неубранный овес. Была надежда, что кабаны этой ночью выходили на эти поля кормиться. Сам же я должен был ехать объездной лесовозной дорогой и ждать в условленном месте, попутно проверив капканы, поставленные накануне на бобров.
Все складывалось в этот день на редкость удачно: в капканы попалось сразу три бобра (в этих местах бобры селились по старым канавам, оставшимся в результате проведенной мелиорации в 60-х годов). Один бобер попался небольшой, а два других были очень крупные и тяжелые. Было ясно, что вынести их всех к машине за один заход будет трудно, да к тому же понадобится еще время, чтобы переставить капканы. Вся эта работа по моим подсчетам должна была бы занять несколько часов. Поэтому я стоял и размышлял, как и что лучше сделать. Вдруг вдалеке послышался лай собак. Я был уверен, что в этом районе, кроме нас, никто не должен был охотиться на зверя, и по всему получалось, что это наши собаки.
По мере того, как дружный лай собак становился все громче и громче, стало ясно: собаки гонят зверя, и гонят на меня! Побросав капканы и пойманных бобров на берегу канавы, я поспешил на лай, на ходу заряжая ружье патронами с жаканами. Нужно было успеть перехватить зверя, прежде, чем он уведет собак вглубь леса. Судя по скорости гона, я догадался, что собаки довольно давно подняли зверя и уже порядком его измотали. Сообразив, где именно он должен пройти, я старательно выбрал позицию и изготовился к выстрелу.
Яростный лай собак слышался уже совсем близко. Вот собаки с взъерошенной шерстью уже замелькали вдоль кромки плотного елового посада: в самую гущу леса они наученные горьким опытом лезть не рисковали. Наконец, лайки поравнялись со мной и, не останавливаясь, проскочили мимо меня дальше. Но, зверя я так и не увидел, и чтобы не упустить его, я сделал стремительный рывок в сторону ельника. Пробежав шагов сто, я выскочил на старую еловую рёлку, сплошь захламленную упавшими деревьями. И тут я увидел его…
Я сразу узнал его – это был наш старый знакомый. «Таежник» – так прозвали мы между собой этого матерого вепря. Перепутать его с другими секачами было невозможно. Отличали его и громадный размер, и редкий темно-бурый окрас с проседью, и манера перемещаться под собаками. Игнорируя открытые места и перелески, он обычно уводил за собой собак непроходимыми крепями и болотами.
Мы преследовали его уже несколько раз на прежних облавах. Иногда приходилось бегать за ним даже в соседнюю Новгородскую область. Совершая большие переходы и придерживаясь глухих мест, Таежник делал все наши попытки добыть его безрезультатными. Гоняться-то мы за ним гонялись, но что толку: результат был всегда нулевой – тем желанней и интересней был для нас, как и для каждого настоящего охотника, этот трофей.
В какой-то момент мне показалось, что собаки остановили его. Загнанный в лесной завал кабан получил от собак пару рывков клыками за задние ноги и чуть присел. Я, было, вскинул уже свою «ижевку» 20-го калибра, но стрелять передумал: расстояние до секача было примерно метров под 60, сделать из ружья выстрел «по месту» в таких условиях очень трудно. После неудачного выстрела испуганный зверь наверняка пойдет «на отрыв». Поэтому я попытался приблизиться и занять более выгодную для стрельбы позицию, но вепрь без особого труда разогнал собак и двинулся дальше. «Вот, Таежник, и на этот раз ты провел меня!» – с горечью подумал я…
Однако, не долго думая, решил все же продолжить преследование, держа все время собак на слуху. Пробежав по захламленному поваленными деревьями лесу чуть более получаса, слышу: собаки опять лают на одном месте. Есть шанс отличиться! Стараясь сильно не шуметь, продираюсь сквозь чащу в сторону лая. Чувствую, лес впереди меня начинает немного редеть.
Я вышел на берег лесной реки и увидел такую картину: преследуемый собаками огромный секач, судя по всему, не решился с ходу преодолеть водную преграду, и теперь, стоя на краю маленькой поляны, короткими выпадами отгонял от себя собак. Лучшего момента для выстрела было и желать нельзя, тем более, что расстояние до кабана всего 35-40 метров! После выстрела я услышал характерный шлепок попавшей в цель пули, П секач словно споткнулся – мне даже показалось, что он вот-вот упадет. Но, видимо, я поторопился и неважно прицелился – моя рука, сжимавшая цевье «ижевки», от быстрого бега ходила ходуном – пуля в секача попала, но вошла не туда, куда нужно. Спустя мгновенье, очнувшийся от боли кабан сделал прыжок в плотный ивовый куст и затаился.
Собаки с яростным лаем кружили вокруг куста, но влезать туда благоразумно не решались. Видя, что зверь никуда не уходит, я решил перезарядить правый ствол и действовать уже наверняка. Выбросить старую гильзу и вставить новый патрон – секундное дело.
А потом я сделал ошибку, которая едва не стоила мне жизни и привела к цепи драматических событий. Вместо того, чтобы под прикрытием кустов подкрасться поближе и добить зверя, я открыто вышел на поляну и пошел навстречу к нему. Таежник, естественно, меня увидел, вымахнул из куста и бросился на меня в атаку.
Много лет прошло, но до сих пор у меня стоит перед глазами эта картина: на меня несется огромный вепрь, «язвит» меня своими маленькими полными ненависти глазками, его пасть открыта, видны два отполированных до блеска не очень длинных, но очень широких клыка-лезвия. Расстояние между нами – 25-30 метров, оно стремительно сокращается, собаки буквально повисли с обоих его боков, вцепившись в его «бронебойную» шкуру. Секач не обращает на них абсолютно никакого внимания: его единственная цель – это я. Я же все медлю и медлю с выстрелом из боязни зацепить собак…
В какой-то момент лайки все же, буквально на несколько мгновений, останавливают Таежника. Он делает рывок сначала вправо, потом влево, и грозные зверовые собаки, как малые щенки, тотчас отлетают от него. Почти не целясь, я делаю два торопливых выстрела и…О, черт! Мажу!.. На перезарядку ружья времени у меня нет – секач уже в четырех шагах. Собаки, спасая меня, делают отчаянный рывок наперерез кабану и на мгновенье задерживают его. Этого мгновения хватило, чтобы я отскочил в сторону. Таежник пролетел в полуметре от меня, обдав снежной пылью…
По всему было видно, что рана причиняла секачу нестерпимую боль. Повторной атаки он проводить не стал, и, тяжело покачиваясь на ногах, скрылся в зарослях.
Но, судя по всему, далеко он все же не ушел – лай собак вновь возобновился поблизости от меня. Перезарядив ружье, я решил продолжить преследование. Мне, казалось, что еще немного, и я все-таки добью его. Я пробежал рысцой еще минут двадцать, и уже было вновь настиг его. Однако Таежник, видно оправившись от боли, заметно прибавил ходу. Скоро лай почти растворился вдалеке. Обнадеживало то, что зверь не пошел через реку, а, сделав большой круг, возвращался туда, откуда пришел утром. Там, должны были находиться мои товарищи.
После более чем часового преследования, держа лай собак на пределе слуха, я услышал выстрел в направлении гона. Однако лай не стих, и это могло означать только одно – зверь вновь не взят, и у меня опять есть шанс отличиться. Еще минут сорок ходьбы быстрым шагом, и лай раздается уже совсем близко от меня. Стало ясно: зверь сильно измотан. Теперь он ходил медленно, много петлял, потом с бега перешел на шаг, и меня появилась уверенность, что я скоро настигну его.
Вдруг в направлении лая собак снова раздался выстрел, но собаки не смолкли и продолжали гнать. Я еще прибавил ходу. Еще раз выстрел и тишина… После этого одиночного выстрела настроение у меня, признаться, резко испортилось: опять старшие товарищи утерли мне нос.
Погода между тем начала меняться; после полудня вдруг резко потеплело, и пошел мелкий моросящий дождь. Все сразу стало сырым и так радовавший нас в начале охоты снег оказался под угрозой быть скоро съеденным начавшимся дождем. Хотелось поскорее найти своих друзей, развести костер, обсушиться, перекусить и поделиться впечатлениями.
Последний выстрел прозвучал, как мне показалось, не очень далеко, и я зашагал в его направлении. Пройдя метров 200-300, справа от себя и чуть сзади, неожиданно услышал еще один выстрел. Этот странный выстрел был явно в другом направлении и гораздо ближе того, на который я шел. Крикнул – ответа не последовало. Размышляя, кто же это и по кому стрелял, и почему на мой крик никто не откликнулся, я решил изменить направление и продвигаться в сторону последнего загадочного выстрела…
Картина, которая предстала передо мной, спустя некоторое время, была жуткой. На краю плотного елового посада, подобрав под себя ноги, лежал лицом вниз, по пояс голый мой друг Геннадий. Он лежал и не шевелился. Трава кругом и остатки не растаявшего снега были густо пропитаны кровью, ружье валялось неподалеку. Первой моей мыслью было, что Геннадий, подбегая к кабану, споткнулся, неудачно упал и выстрелом из ружья ранил себя.
Подбегаю ближе – Геннадий поворачивает ко мне голову. Слава Богу, живой! На вопрос что случилось, ответил коротко: Таежник. Говорит медленно и короткими фразами, чувствуется, что ему очень плохо. В голове проносится мысль – только бы не были задеты кишечник и печень: при таком ранении жизни у человека от силы чуть больше двух часов. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть рану – Геннадий придерживает рукой край легкого, которое торчит наружу сквозь сломанные ребра.
Мы привыкли к тому, что собаки наши часто получали травмы, и, поэтому в рюкзаке я постоянно носил перевязочный материал и даже кривую хирургическую иглу с кетгутом, чтобы при серьезных ранах можно было бы в полевых условиях зашить собаку; был у меня и жгут для остановки кровотечения. Но вот беда – рюкзак, в котором это все находилось, я бросил у канавы вместе с пойманными бобрами, чтобы налегке преследовать зверя.
Мне ничего не оставалось делать, как быстро скинуть с себя куртку, свитер и холщовую солдатскую рубаху и разорвать рубаху на несколько полос. Из одной полосы я сделал тампон, двумя другими прижал его к ране, сверху все это зафиксировал оружейным ремнем. Получилось неплохо, хотя и не очень стерильно. Кровь уже, практически, не шла; Геннадий потерял ее так много, что у него сильно упало давление. Вышедшее сквозь ребра легкое сослужило, если так можно сказать, добрую службу: оно плотно закупорило грудную полость и воспрепятствовало поступлению воздуха снаружи. В противном же случае он бы, скорее всего, погиб в считанные минуты от сдавливания легких.
При дальнейшем осмотре вскоре выяснилось, что ранений оказалось несколько. Самым тяжелым, конечно же, был удар в грудь. Клык зашел в правую сторону груди, изуродовал правое легкое, рассек перикард и, пробив отверстие в левом легком, попутно сломал три ребра. Была рассечена нога в паху и полностью «развалена» икроножная мышца.
После перевязки, боясь, что Геннадий в любой момент может потерять сознание, и тогда одному мне его будет не вытащить, несколькими выстрелами в воздух я стал звать третьего товарища напарника Сергея. В ответ издалека донесся одиночный выстрел, но он не спешил нам на помощь.
К этому моменту снег окончательно растаял и, судя по всему, Сергей решил, что, стреляя, мы просто даем ему знать о своем местонахождении. Тогда, боясь оставить Геннадия одного (его просто потом не отыскать в лесной чаще), я собрал все патроны в одну кучу и начал стрелять подряд без перерыва, пока они не кончились. Это дало нужный результат – минут через 15-20 появился Сергей. Мы попробовали было сделать импровизированные носилки, но Геннадий сказал, что пойдет сам. Я плохо представлял, как он сможет это сделать, но, опираясь на Сергея, он пошел и пошел неплохо.
Мы приняли решение, что пока Сергей выводит Геннадия на дорогу, я побегу за машиной, до которой было, по моим подсчетам, не менее 7 километров, чтобы подогнать ее к ним, как можно ближе.
С момента ранения и до того, как моего друга положили на операционный стол в районной больнице, по моим подсчетам, прошло около 6,5 часов. Хирург позже сказал, что, задержись мы еще на четверть часа, и могла наступить смерть от потери крови. Какое же надо иметь здоровье и мужество, чтобы при такой боли и потере крови не только остаться в сознании, но и самостоятельно пройти более 3 км? Да, Геннадий своим поведением доказал, что есть еще на Руси настоящие охотники!
Что случилось после того, как раненный Таежник ушел от меня? Как выяснилось позднее, мои товарищи подняли его в первой половине дня в густом ельнике у полей. Однако, пытаясь подбежать на лай с разных сторон, они потеряли друг друга из виду. Скоро лай сошел со слуха – секач удалялся от них очень быстро. Имея немалый опыт в кабаньей охоте, они продолжали упорно продвигаться в направлении ушедшего зверя в надежде вновь услышать собак снова. Спустя некоторое время, после моих неудачных выстрелов, Геннадий вновь услышал собак – гон стремительно приближался в его направлении. Подрезая под лай, Геннадий постарался, как мог, сократить расстояние. Собаки были уже совсем рядом, но он успел занять позицию на краю елового посада. рядом со старой кабаньей тропой. Бывалый зверовик, он знал, что кабан должен пройти именно здесь. Вот показались собаки. Они идут открыто, стараясь держаться более редким ельником. Собаки все ближе и ближе, а кабана все нет и нет…
Что случилось после того, как раненный Таежник ушел от меня? Как выяснилось позднее, мои товарищи подняли его в первой половине дня в густом ельнике у полей. Однако, пытаясь подбежать на лай с разных сторон, они потеряли друг друга из виду. Скоро лай сошел со слуха – секач удалялся от них очень быстро. Имея немалый опыт в кабаньей охоте, они продолжали упорно продвигаться в направлении ушедшего зверя в надежде вновь услышать собак снова.
Спустя некоторое время, после моих неудачных выстрелов, Геннадий вновь услышал собак – гон стремительно приближался в его направлении. Подрезая под лай, Геннадий постарался, как мог, сократить расстояние. Собаки были уже совсем рядом, но он успел занять позицию на краю елового посада. рядом со старой кабаньей тропой. Бывалый зверовик, он знал, что кабан должен пройти именно здесь. Вот показались собаки. Они идут открыто, стараясь держаться более редким ельником. Собаки все ближе и ближе, а кабана все нет и нет…
Как ни был готов Геннадий к встрече с кабаном, но тот появился неожиданно. Громадный вепрь выскочил на охотника из-под густой ели, всего в каких-нибудь 3 – 4-х метрах. Выстрел был произведен в упор и в штык. Пуля пробила щеку кабана, прошла вдоль его шеи, но ничего жизненно важного не зацепила и застряла между передней лопаткой и ребрами. Секач немного осел – Геннадий сделал прыжок в сторону и передернул затвор. Но дослать патрон в патронник ему не удалось – его заклинило!
Раненный кабан проскочил мимо Геннадия, круто развернулся и пошел в атаку. Геннадий все же успел сделать еще один прыжок в сторону. Разбираться, что случилось с ружьем, у него уже не было времени – все решали секунды, да и секач, судя по всему, решил непременно отомстить обидчику. Он не стал проскакивать далеко, а, крутнувшись на месте, почти в ногах охотника, снова бросился в атаку. Геннадий сунул стволы уже бесполезного ружья в разинутую пасть зверя – секач только мотнул башкой, и охотничье ружье, как пушинка, отлетело в сторону. От следующего броска зверя охотнику увернуться уже не удалось: Таежник бьет острым, как бритва, клыком в ногу Геннадию, распарывает резиновый сапог вместе с мышцей ноги и подбрасывает охотника над землей. Пролетев метров пять по воздуху, Геннадий падает на спину и ударяется ею о поваленное дерево. (Даже в реанимации ему пришлось потом несколько суток спать сидя, опершись на подушки). Если учесть, что весил Геннадий 90-95 кг, то можно судить, какой страшной силы был этот бросок.
Но на этом Таежник не успокоился и решил окончательно добить противника. Последовали короткие цепляющие удары снизу. Геннадий, сидя на земле – вскочить на ноги он уже просто не мог – все же не потерял самообладания, схватил кабана за щеки и, будучи от природы очень сильным человеком, при каждом ударе Таежника старался увернуться или отодвинуться от него. Наконец, зверь окончательно пригвоздил человека к дереву. Поскольку ноги охотника были распороты клыками, возможность для маневра у Геннадия была потеряна окончательно, и вепрь нанес ему яростный удар клыками в грудь – из груди вырвался фонтан крови…
Но боли, как сказал позже Геннадий, он не почувствовал, наступила только необычайная слабость. Кабан изготовился нанести охотнику окончательный удар, но вдруг неожиданно остановился. На помощь своему хозяину ринулся подоспевший вовремя верный Кучум. Кобель схватил секача сзади за мошонку и практически выдрал ее вместе со всем содержимым своими острыми клыками. Это был, пожалуй, единственно возможный в этой ситуации способ осадить разъяренного Таежника. Секач сел в 3-х метрах от охотника на свой зад и дико заорал. Затем он встал и тихой покачивающейся походкой, пошел прочь враскорячку, преследуемый другими собаками.
Геннадий остался один. Он понимал, что пока лают собаки, мы будем преследовать зверя и звать нас бесполезно. Он решил осмотреть себя. Для начала он снял телогрейку и свитер с рубашкой – кровь толчками вытекала из раны. Гена попробовал наложить тампон из обрывков рубахи, но получалось не очень хорошо. Он боялся, что кровь будет попадать в грудную полость и там накапливаться. Он нашел ружье, привел его в порядок, положил рядом с собой и лег ничком, чтобы кровь выходила наружу, поскольку из своего охотничьего опыта он хорошо знал, что именно так делают смертельно раненые звери. Ему ничего не оставалось, как терпеть и ждать, когда мы убьем кабана.
Заключительный выстрел прозвучал только минут через 40-50, показавшихся для него вечностью, – его сделал Сергей. После того, как он услышал звук одиночного выстрела из ружья Геннадия и вскоре возобновившийся яростный лай собак, Сергей стал двигаться в направлении на лай. Вторично раненый кабан шел медленно, поэтому Сергей успел забежать немного вперед него и выбрать удобную для стрельбы позицию. Таежник вырос перед ним вместе с собаками, которые его постоянно атаковали. Выбрав удобный момент, когда зверь в очередной раз разогнал собак, Сергей выстрелил по его лопатке. Выстрел был произведен полу-оболочечной пулей с короткой дистанции – лопатку почти оторвало напрочь. Вепрь споткнулся, но не упал. Затем зверь развернулся, увидел охотника и, не обращая внимания на собак, которые делали хватки, пошел в последнюю атаку. Времени Сергею хватило только на то, чтобы передернуть затвор карабина, быстро прицелиться и нажать на спуск. Результата выстрела он уже не видел, т.к. пришлось стремительно отпрыгнуть в сторону от бросившегося на него Таежника.
Наконец, лай стих. Псы злобно рычали, с остервенением рвали щетину на боках и спине кабана. Вторая пуля Сергея легла четко под глаз зверя. Свою пулю я нашел при разделке секача. Она срезала спинной отросток позвоночника кабана под основание, что и привело его к контузии, от которой он, впрочем, быстро оправился. Попади я на пол – пальца ниже – зверь лег бы сразу, и не было бы этих драматических приключений.
Я далек от мысли напугать этим рассказом начинающих охотников. Просто хочу подчеркнуть серьезность этой охоты, а самое главное обратить внимание на вывод, который я сделал для себя: никогда не нужно показываться зверю на глаза, тем более, когда по нему уже произведен выстрел. Еще в большей мере это касается медвежьих охот. При добывании подранков из-под собак, а также при охоте на берлоге, когда выстрелы делаешь с короткого расстояния, важно использовать маскировочный халат или просто прятаться за деревьями. Много раз я наблюдал, как смертельно раненый медведь, не обращая внимания на собак, крутит головой, пытаясь отыскать обидчика. Нужно помнить всегда, что даже загнанный в угол мышонок свирепеет и пытается броситься на обидчика, не говоря уже о звере, который знает и чувствует свою силу.
Андрей Бобров
Leave a reply
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.