ИЗ ЗАПИСОК МЕДВЕЖАТНИКА

Владимир Евгеньевич Соловьев начал свою трудовую деятельность в 1950 году лесоустроителем, а закончил полвека спустя, уже занимаясь охраной природы. Работа лесоустроителя, которой он отдал более 30 лет, по его собственному признанию, была крайне тяжелая. Полевые работы начинались с мая, а заканчивались уже в холода: в октябре – начале ноября. Районы работ – северная Карелия. Заходы были в среднем по 12 – 15 дней – все зависело от того, сколько продуктов сумеешь поднять и унести с собой в рюкзаке. Зачастую приходилось ночевать в лесу, у костра под елкой. Будучи по натуре страстным охотником, он старался выбирать самые глухие участки. Всегда его выручала ружье и удочка.
Владимир Евгеньевич не только до последнего времени активно занимался охотой и рыбалкой (об этом стоило бы поговорить отдельно), но и собрал прекрасную коллекцию книг и журналов, посвященных охоте. Чего стоит только его подборка книг из альманаха «Охотничьи просторы», которые он начал собирать еще в далеком 1950 году. Не так давно библиотека Удомли – городе, в котором он сейчас проживает, с большой благодарностью приняла от него в подарок эти книги для готовящейся к открытию мемориальной библиотеки, посвященной писателю и охотнику-поэту – Николаю Анатольевичу Зворыкину.
Ниже мы публикуем несколько отрывков из «Лесных заметок» самого Владимира Евгеньевича Соловьева, посвященных охоте на медведя.

В Карельской тайге. 1958 г.
Хотя мне много приходилось работать в таежных дебрях, но я все не мог похвастаться встречей с медведем. Но в этот год мне, наконец-то, повезло. Уже в конце августа при проведении токсации лесных кварталов заметил свежие медвежьи переходы. И я опять подумал: «Уже шесть полевых сезонов топчу тайгу, а мишу до сих пор не встретил». И вот…
Случайность есть случайность: натер ногу и присел на валун, чтобы переобуться, как следует. Только стянул с ноги новый еще не разношенный хорошенько кирзовый сапог и приподнял голову, как прямо напротив себя увидел медведя. Миша спокойно жевал растущий вокруг в большом изобилии дудник. Перезарядив свою одностволочку, с которой я никогда не расставался в лесных скитаниях, я выпустил пулю под его левую лопатку. После выстрела медведь прыгнул вперед, но тот час же развернулся и бросился в мою сторону. Однако он успел сделать всего несколько неуверенных прыжков и рухнул прямо на просеке, всего лишь в 6 – 8 метрах от меня. После второго выстрела он уже не шевелился.
При разделке туши я размышлял о необычно агрессивной, как мне показалось, реакции зверя, и вдруг мой охотничий нож наткнулся на что-то твердое. Это был сухой обломок осины, застрявший в медвежьей грудине. Обломок вошел когда-то в грудь зверя глубоко, сантиметров на 10 – 12. «Так вот почему миша сразу кинулся в мою сторону» – догадался я. Это был мой первый медведь.

Олонецкий район. 1958 г.
Благополучно взяв первого медведя, хотя, может быть, это и было случайное везение, я почувствовал уверенность в своих силах и захотел испытать себя в традиционной охоте «на овсах», о которой много был наслышан от бывалых охотников и хорошо был знаком по охотничьей литературе. Подходящее овсяное поле, которое я загодя присмотрел для этой цели, находилось всего в 3-х верстах от поселка, где я в то лето расположился на постой. Соорудил на краю овсяного каравая лабаз из ольховых жердей и умостился на нем в ожидании, когда миша выйдет на поле полакомиться молодым восковой спелости овсецом. Однако первую ночь просидел безрезультатно – зверь не вышел. Решив, что я неудачно выбрал место для лабаза, я переместился на противоположный край поля и соорудил новый лабаз. Прокараулил вторую ночь напролет и опять пусто. Правда, под утро зверь все же появился на поле, но, как назло, в это время упал такой густой туман, что я смог различить лишь линию хребта и часть медвежьей башки, да и то лишь в течение нескольких секунд.
На третью ночь я опять выбрал новое место и сделал засидку на южной стороне поля, уже прямо на земле. Зверь на этот раз вышел на противоположной от меня стороне поля и начал есть овес, загребая колосья обеими лапами и отправляя их в рот. Решил встать на четвереньки и подползти к нему по разору. Но пока я тихо, как тать, подкрадывался к нему, наступила сплошная темнота, да и миша, видимо, причуяв что-то неладное, недовольно фыркнул и исчез, как сквозь землю провалился. Однако подоспело время уборки, председатель колхоза с трудом, после моих долгих уговоров с применением испытанных средств, согласился дать мне еще пару дней, после чего пообещал скосить весь овес, пока его звери окончательно не потравили. Пришлось мне решительно менять тактику охоты. Посредине поля я уже заранее приметил большую груду, сложенную из валунов, которая к тому же густо поросла малиной. От нее расстояние до любого края поля было вполне подходящее для убойного выстрела. Вот в центре этой кучи я и угнездился. Уже начало смеркаться, когда я почувствовал, что у меня на поле появились конкуренты: два знакомых мне охотника из деревни. Они, не спеша, громко переговариваясь, словно у себя дома, заняли только что построенный мною лабаз. Мне бы сразу подняться, дать себя обнаружить и уйти, но я что-то замешкался и решил дождаться полной темноты.
Как только окончательно сумерилось, я встал со своего уютного места и, стараясь не шуметь, согнувшись в три погибели, стал уходить в противоположную от непрошенных гостей сторону. Я шел на едва просматриваемый в темноте выгон, ориентиром на который служила одиноко стоящая вековая сосна. Подойдя к ней почти вплотную, я разогнулся и вытер пот со лба. В этот момент откуда-то с верхушки сосны раздается мальчишеский голос:
– Дядя, закурить не найдётся?
Признаться, у меня чуть шапка с головы не слетела:
– Да ты, чертенок, мог бы меня убить!
– Я тебя, дядя, приметил, когда ты еще только забирался на груду камней, – донеслось сверху.
Ну, что же – делать нечего! Оставался еще один из отпущенных мне председателем дней до уборки овса. На четвертый день я пошел на поле уже чуть ли не сразу после полудня. Вдоль овсяного поля проходила обычная проселочная дорога, а чуть дальше, на взгорке, было другое поле, засеянное горохом. Вот на него-то я и решил переместиться, чтобы не создавать лишнюю «толкотню». Когда дошел до этого поля, то обнаружил, что с него хорошо просматривается и овсяное поле. Я нарвал пук гороха и примостился на одном из валунов, лежащих на меже. Солнце еще стояло над верхушками сосен. Не успел я, как следует, полакомиться, как на поле, напротив меня, «нарисовался» громадный миша. Но только я начал подходить к нему, как из-за поворота дороги вырулила машина, и донеслись звуки песни – это доярки возвращались с вечерней дойки домой. Миша, конечно, поторопился уйти с поля, но не прошло и пяти минут после того, как посторонние звуки затихли, он неожиданно вновь появился на краю поля. Мне оставалось только одно: постараться неслышно подойти поближе к зверю по дороге. Перемахнув через придорожную канаву, я очутился как раз напротив медведя, расстояние до него было не более 15 метров.
После выстрела медведь мгновенно исчез в кустах. Не успел я перезарядить ружье, как до меня донесся огорченный голос одного из виденных мною накануне охотников на лабазе:
– Эх, черт, опоздали мы! – сказал он своему напарнику.
Тогда я понял, что мой выстрел достиг цели. Мишу я нашел в кустах, метров через 40. После я обследовал территорию вокруг этого места и обнаружил шесть лежек медведя. По-видимому, он заранее приходил на край поля и прислушивался к окружающей обстановке.

Карелия, Оз. Выг. р-н 9-го шлюза. 1969 г.
Октябрь. Этот год был необычайно урожайным на ягоды. К нам в лесоустроительный вагончик приехали за клюквой местные жители:
– Эх ты, охотник, ходишь с карабином и ружьем, да еще с собакой в придачу, а медведь нас с болота каждый раз выгоняет, – сказали они мне с упреком.
На следующий день пришлось идти за карабином (я прятал его в укромном месте в лесу, чтобы не таскать лишний груз с собой). При подходе к болоту, на вырубке, пес злобно залаял, судя по всему, на зверя. Вырубка была не старая, примерно, пятилетней давности, и по ней возобновления только начались. Она была вся сплошь красная от ягод брусники. Я издалека увидел, как медведь ощипывал бруснику, передвигаясь между пней, а мой пес яростно облаивал его. Не долго думая, сбросив с плеч рюкзак, я опустился на землю, и, прикрываясь пнями и редкими кустиками осины и березы, по-пластунски, стал подползать к зверю на расстояние выстрела. Стрелял с пня, используя его как упор, но после выстрела медведя как ветром сдуло.
Внимательно осмотрел то место, где только что находился медведь – крови не было. Без труда по примятому брусничнику и раздавленной, похожей на капли крови ягоде нашел медвежий след – он вел в болото, посреди которого находилась поросшая вековыми соснами с уже распушенными вершинами рёлка. Она была частично вырублена, но большей частью захламлена упавшими деревьями от старого низового пожара и ветровала. Болото вокруг нее было чистое сфанговое, а вот подход к рёлке густо зарос кустарником. Лишь только я вступил в него, как впереди от меня вновь яростно залаял мой пес, и тут же, как стрела, вылетел мне навстречу и пронесся у меня между ног, едва не опрокинув меня. Следом за собакой вылетел медведь – я едва успел вскинуть карабин. Стрелял я его метров с 10 – 12 в грудь. После выстрела он развернулся, выскочил на чистое место и потихоньку побежал от меня. Я все же успел выпустить ему в бок оставшиеся в магазине четыре пули, но миша даже не дернулся, как будто их и не было вовсе.
Бросив карабин на болотную кочку, я выхватил из-за спины добрую надежную мою одностволочку и успел послать медведю вдогонку жакан. После этого выстрела Миша заметно сбавил темп и захромал.
Перезарядив карабин и позвав пса, я направил его по кровавому следу. Медведь снова повернул на рёлку, следом за ним осторожно рысит собака и, прихрамывая на ходу, бежит, плюясь в сердцах, охотник: из шести выстрелов не мог взять зверя. Я бежал, все время присматривая за своим псом, Но видимо немного расслабился и пропустил момент, когда он вдруг оглянулся вправо и после этого, как одеревенелый, свернул влево. Оглянувшись посмотреть вслед за ним, что он там такое увидел, я, к счастью, успел заметить, как из-за старой поваленной сосны поднимается миша. До меня ему оставалось всего 3 – 4 метра. Две торопливо выпущенные пули наконец-то положили конец этой встречи. Пса, чуть не подставившего меня в медвежьи лапы, простил.
При съемке шкуры почувствовал, как мой охотничий нож цепляется за что-то твердое. Когда присмотрелся внимательнее, то обнаружил, что это был кусок оболочки пули, выпущенной из карабина: она прошла навылет через все туловище у хвоста. К карабину для серьезной охоты у меня и раньше не было особого доверия.

Карелия. Р-н оз. Маслозере. 1963 г.
В этот погожий день делаю обычный заход к месту работы. Просеку перегородил ручей метра 4 – 5 шириной. За столетия русло ручья проточило ложе с почти отвесными берегами. Поперек ручья, с моей стороны на сосну, стоящую на противоположном берегу, упала толстая ель. Упала она так, что своей сломанной на высоте 5- 6 метров вершиной прислонилась к сосне. Крона у ели была густая, хвоя еще не облетела. Не найдя поблизости подходящего кола, я потоптался по стволу и определил, что кора ели уже сильно подопрела и протиснуться сквозь ее сухие сучья и не упасть мне будет трудно. Пришлось подняться вверх по ручью и спуститься по крутому склону к руслу. Только стал подниматься, как раздался сильный треск в вершине ели, и через мгновение напротив меня остановился медведь. Расстояние до него было не более 10 метров. Между нами находилось маленькое и круглое как блюдечко, чистое без единой кочки болотце, поросшее осокой. Стоял миша спокойно, повернувшись левым боком в мою сторону. Я успел перезарядить свою одностволочку и плавно спустил курок.
После выстрела медведь броском скрылся в подлеске. Я ожидал, когда он там там заревет от боли или будет кататься и шуметь, но было непривычно тихо.
Выбравшись на берег, я бросился смотреть: есть ли кровь? Я был уверен, что промазать с такого расстояния я не мог. Но все было чисто.
Еще когда я бежал к месту предполагаемого падения медвежьей туши, мне в глаза попало белое пятнышко. Вернулся назад и обнаружил, что это сбитая пулей кора березового деревца, толщиной едва ли с сантиметр. Рикошет! Прутик на пути выпущенной пули – вот что спасло медведя.
Его след я вновь обнаружил через 2 километра от места нашей встречи. Подходящий по размеру след. Что получилось бы, если бы я решил перейти ручей по поваленной ели? Попал бы прямо в мишины лапы!

Карелия. Оз. Выг. 1976 г.
Нас с моим напарником Толей Панышевым бросили на помощь заболевшему таксатору. Работы на целых две недели, но время нас поджимало. Наступил ноябрь – природа брала свое. Уже выпавший снег был сантиметров 15 толщиной, ледок на озере уже держал, но все же ходить по нему можно было с опаской. В один из погожих дней мы наметили ночлег на берегу речки и часам к трем по полудни должны были отабориться. У каждого из нас был свой маршрут. Уже подходя к назначенному месту встречи, я вышел к речке и здесь умудрился промазать по «зазевавшемуся» на галичнике глухарю. Ругая себя за то, что упустил такой сытный ужин, я не очень скрытно шел по снежной корке вниз по течению реки, вдоль берега, т.к. лед на реке еще был слишком тонок и с шумом трескался, как только я пытался ступить на него. Впереди меня с ольхи с шумом перепорхнул потревоженный рябчик и побежал по ветке. Не успел я поднять ружье и как следует прицелиться, как слева от меня раздался шум от крупного бегущего зверя. Я прислушался – шум удалялся в сторону вершины бугра, поросшего старым сосновым лесом с редким еловым подростом. На самой вершине бугра шум затих. В голове разыгрались фантазии: молодая лосиха, запоздалый гон, вот два самца и гонят друг друга. «Ну, – подумал я, – лоси-то лосями, а рябчик – в котелок, пожалуй, тоже не плохо!». Достал пищик и чтобы не шуметь, стал потихоньку подниматься по стволу зависшей над рекой ели. Поднялся по нему метра на полтора и снова посвистел.
Картина вокруг была такая: я находился в припойменной низинке, пройденной ветровалом. Кроме ели, на которой я стоял, впереди лежало еще четыре ели, причем три из них лежали плашмя, а четвертая была чуть приподнята и полулежала под углом к земле.
Пока я пересвистывался с рябчиком, в вершине бугра вновь раздался шум, и мне опять почудилось, что это один бык гонит прочь от себя другого. Еловый подрост мешал мне рассмотреть, как следует: кто это там может находиться? Наконец, в одном из прогалов мелькнул на мгновение черный как смоль бок, и мне опять пришла в голову другая мысль, что это может быть росомаха (почему – не знаю?), но, чтобы подстраховаться, решил перезарядить ружье пулей. Только стал закрывать ствол ружья, как из подлеса на махах вылетел медведь. Заметив качнувшийся ствол моего ружья, он в прыжке как-то изогнулся и, по прямой, сделал два-три огромных прыжка в мою сторону. Перемахнув, сходу, три поваленные ели, он в прыжке зацепился все-таки за последнюю, и это спасло меня. Левая нога медведя соскользнула с подопревшей коры ели, и ему, чтобы сохранить равновесие, пришлось мотнуть головой. И как раз в этот момент я спустил курок. Зверь упал, заревел и начал кататься по земле за деревом. Перед моими глазами мелькали то ноги, то спина медведя. Мне это все казалось очень долгим по времени, но только я успел вновь перезарядить свою одностволочку, как миша уже замелькал в подросте. Стрелял вдогон, но, видимо, пуля пошла по сучьям. Судя по сопровождавшему его шуму, медведь сделал полукруг и опять вышел к реке. Я бросился наперерез, но увидел только колышущуюся волнами жира спину удаляющегося зверя – туша была огромная.
Отрезвев от пережитого волнения, я пошел к табору. Толя уже обустроился и, увидев меня, спросил: «Не видел ли я охотника?» В той стороне, откуда я пришел, он слышал дуплет: «А у тебя-то – одностволка?!» Вот, оказывается, с какой торопливостью я стрелял по медведю из своей одностволки.
Пришлось договориться с ним, чтобы утром пойти к реке и проверить обстановку. Ночью, как назло – оттепель, дождик, и весь снег растаял. Следы медведя еще кое-где еще были видны, но вопрос: «почему он сразу бросился на меня?» – не давал мне покоя. Мяса у него не было, правда, две покопки у выворотней под берлогу мы нашли. Но не может же быть, чтобы из-за этого у медведя было столько злобы? По следам дошли до лежки. Зверь крутился вокруг толстой сосны, крови было немного, но на земле лежал сгусток сала размером с дюжину сантиметров. Толя меня страховал, а я чуть ли не ползком выискивал следы крови. Потратив на поиски часа три, мы все же склонились к мысли: «Если ему суждено жить – пусть живет!» Я тоже пока жив.
Владимир Соловьев
Октябрь, 2018 г. г. Удомля